Высоцкий: вне времени и пространства - Павел Сурков

Попробую описать все максимально подробно, но при этом — кратко.

Шекспир оказался, как уже говорилось выше, «коллективным субъектом». А некто Уильям Шакспер фактически отдал этому «виртуальному» Шекспиру свое имя и внешность — это предугадал, например, Владимир Набоков, который в своем стихотворении написал прямо: «…труды твои привык / подписывать — за плату — ростовщик, / тот Вилль Шекспир, что Тень играл в «Гамлете», / жил в кабаках и умер, не успев / переварить кабанью головизну…». Набоков, прекрасно владевший английским языком и понимавший тонкости литературных перипетий, очень точно догадался об одном из стратегических ходов «игры в Шекспира».

Четыре человека выполняли свои функции в этой занятной и необычайно успешной игре. Первым был автор — собственно, человек, сочинявший основной корпус текстов. Вторым — редактор, человек, железной рукой шлифовавший тексты Автора (и однажды даже спасший ему таким образом жизнь). Автора и Редактора, конечно, должны были связывать тесные человеческие отношения, а литературный талант и чувство стиля Редактора должно было быть не меньшим (если не большим!), чем у Автора.

Третьим был Консультант — человек блестящего образования, фактически учитель Автора, тот, кто подбрасывал Автору исторические аллюзии и намекал на актуальность того или иного сюжета (напоминаю наш тезис № 2 о том, что все пьесы Шекспира — жестко утилитарны). И, наконец, четвертая роль — Маска. Человек, подаривший «Шекспиру» свое имя и, возможно, внешность (хотя подтвержденных прижизненных портретов, замечу, нет). Тут, я думаю, вы догадались, кто выполнял эту роль. Маской был совладелец театра «Глобус», малограмотный коммерсант Уильям Шакспер. Но кто же остальные трое?

Начнем с Автора. На эту должность подходили многие современники Шекспира: прекрасных поэтов и литературных талантов хватало с лихвой. Но автор, помимо таланта, должен был обладать недюжинной эрудицией и прекрасным воспитанием (адресую снова всех к шекспировскому словарю, а заодно и к невероятно широкому спектру его творений — от исторических хроник до актуальных моменту пьес типа «Генриха VIII»). И таким человеком оказывается ровно одна историческая фигура — Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд.

«Закапываясь» в биографию Рэтленда (я буду употреблять именно такое написание его титула, как это свойственно замечательному шекспироведу Илье Гилилову, наиболее полно описавшему «рэтлендовскую версию» в своей интереснейшей работе «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса» — хотя правильнее, конечно, называть его Ратлендом, на что мне настоятельно указывает другой великий шекспировед Марина Литвинова, тоже автор блестящей работы по шекспировскому вопросу «Оправдание Шекспира»).

Прослеживая биографию Рэтленда, мы натыкаемся на невероятное количество странных совпадений — например, Рэтленд учится в Падуанском университете и в перечне его однокурсников возникают две знакомые фамилии — Розенкранц и Гильденстерн. Рэтленд посещает замок Кронборг в городке Хельсингъёр (Эльсинор) в Дании и видит там королевские покои и гобеленовый полог, на котором вытканы портреты королей. Вот, кстати, и объяснение одной из сцен «Гамлета»: помните, когда принц приходит в спальню к королеве и начинает рассуждать о двух королях — прошлом и нынешнем? «Вот два изображенья: вот и вот. На этих двух портретах — лица братьев…». Как обычно режиссеры решают эту пьесу? Иногда — напрямую: на стене в спальне королевы висит портрет Клавдия, а Гамлет достает медальон с портретом отца, Гамлета-старшего. Но, спрашивается, зачем королеве в спальне вешать портрет мужа? А вот балдахин, полог над кроватью, на котором уже вытканы портреты королей, — это вполне понятно, это вполне реальная вещь, обыгранная в тексте. Но написать сцену так — можно было бы лишь в том случае, если автор видел реальные покои Кронборга (на них, кстати, сегодня может взглянуть любой желающий, замок открыт, это музей). Рэтленд — видел.

Теперь — фигура Редактора. Кого-то, наделенного литературным даром, кто при этом оказывается чрезвычайно близок Автору. И такая фигура в окружении Рэтленда есть — это его жена, один из самых преданных ему людей, безраздельно любящая своего мужа: Елизавета Сидни, дочь великого поэта Филиппа Сидни, падчерица близкого друга Рэтленда — Роберта Дэврё, графа Эссекса. Однажды ее редакторской рукой Рэтленд фактически был спасен: в текст «Ричарда II» была добавлена поздняя вставка касательно герцога Омерля, убийцы Ричарда, — «он герцогства лишен и только графом Рэтлендом зовется». Вставка эта появляется в тексте накануне мятежа Эссекса (в котором принимает участие и Рэтленд). Эссекс и его сторонники отправляются к королевскому дворцу (предварительно посмотрев в театре, кстати, «Ричарда II» — в те годы пьесу можно было «заказать» за деньги, как песню в ресторанном оркестре), все они арестованы и отправлены в Тауэр: Эссекс как главный заговорщик казнен, граф Саутгемптон — отправлен на каторгу, а Рэтленд — всего лишь в ссылку в свой домашний замок Бельвуар. В чем причина? Не в том ли, что всесильной королеве Елизавете кто-то уже напомнил судьбу другого отвергнутого Рэтленда со ссылкой на текст, написанный нынешним Рэтлендом?

И этот «кто-то» — третья фигура, тот самый Консультант. Фигура не менее таинственная, чем Автор, но тоже — вполне просчитываемая: это — королевский советник, парламентарий и ученый Фрэнсис Бэкон. Именно он обучал рано оставшихся без отца братьев Мэннерсов — Роджера и Фрэнсиса, именно он был одним из судей на процессе Эссекса, и к его голосу королева прислушивалась особо (вплоть до того, что именно Бэкон написал «Декларацию о преступных деяниях Роберта, бывшего графа Эссекса» — именно Бэкон добился максимально быстрой и безболезненной казни для своего друга — Эссекс и Бэкон были дружны, но Бэкон понимал, что реального бунтовщика — а Эссекс им был! — спасти невозможно. Поэтому надо было добиться быстрой и, простите за жесткость, максимально комфортной казни — и вывести из-под удара друзей и воспитанников — что и получилось с Саутгемптоном и Рэтлендом).

Именно Бэкон консультирует Рэтленда. Именно он подбрасывает ему необходимые исторические аллюзии и параллели. Именно он дает понять, о чем следует написать следующую пьесу, чтобы заслужить милость двора. Именно Бэкон вместе со своим двоюродным братом Робертом Сесилом начинает удивительную политическую операцию — фактически «Преемник» — результатом которой и станет появление той самой пьесы, в которой спустя столетия будет блистать Владимир Высоцкий. Речь идет, конечно же, о «Гамлете».

Англия конца XVI — начала XVII века переживает довольно тяжелую политическую ситуацию: у королевы Елизаветы нет детей. И не предвидится. Те, кто рассчитывал на руку и сердце королевы, — успеха не возымели (а некоторые, как Эссекс, долгое время бывший королевским фаворитом, кончили свою жизнь на плахе). Род Тюдоров движется к своему закономерному концу: королева немолода, и в запасе у нее — считаные годы. И нужно фактически выбрать наследника, причем не только выбрать, но и подготовить — и его, и народ: бунта боятся похлеще иной эпидемии, а «пришелец на троне» может оказаться искрой, от которой с легкостью воцарится пламя народной войны.

И два опытнейших царедворца — и невероятных мыслителя — Фрэнсис Бэкон и Роберт Сесил, лорд-хранитель Малой печати, один из ближайших к Елизавете царедворцев, начинают выбирать и готовить преемника. Им становится шотландский король Яков (Джеймс), сын Марии Стюарт, побежденной и казненной королевы. Фактически — вчерашний враг.